Автор: Lady Aribet
Бета: $еребристый водолей
Фандом: Наруто
Пейринг: Кисаме/Итачи.
Размер: миди, закончен
Категория: слэш
Жанр: ангст, драма, быт.
Ворнинг: MPREG, антинаучный сюрреализм (впрочем, вы Кисаме в каноне видели?)
Рейтинг: NC-21 (за тот самый сюрреализм)
Размещение: все вопросы в умыл
Дисклеймер: с миру по нитке – графоману фанфик (с)
Примечание: Написано на восьмой тур кинк-феста по заявке:
"КисаИта. Мпрег. АУ. Итачи не умер. Кисаме пытается наладить с ним что-то вроде семейной жизни, но получается неважно. «Мама» - Итачи, но инициатор мпрега – Кисаме. ХЭ. Итачи не должен вести себя как романтичная барышня и т.п. Хотелось бы еще, чтобы сам факт мпрега рассматривался пусть как и неординарное событие, но тем не менее возможное, а не как единственное и неповторимое чудо."
"Моральный кодекс любого племени, Морин, основан на условиях выживания этого племени... но мораль отдельного человека зиждется исключительно на гордости, не на условиях выживания. Вот почему капитан идет на дно вместе со своим кораблем; вот почему гвардия умирает, но не сдается. Человеку, которому не за что умирать, незачем и жить".
(с) Роберт Хайнлайн.
- Сколько пальцев видишь?
- Ч-что?
- Сколько пальцев?
- Не вижу я пальцев!
Когда мир, долгое время темный и размытый, неизменный, влажный и тусклый, вдруг переворачивается вверх тормашками, становится ярче, приобретает очертания - возникает четкое ощущение, что родился заново.
- Что случилось?
- Итачи-сан… - Кисаме перекидывает его через плечо, от неожиданного рывка перехватывает дыхание. Сквозь плотный туман можно разглядеть рисунок ткани на темном плаще. Нитки переплетены в плотную ткань. Итачи протирает глаза, оглядывается – и мир вдруг проникает внутрь, возвращается память, боль, пустота.
читать дальше- Кисаме, - голос мгновенно садится, - Оставь.
- Оставить что? – напарник косит под дурака, быстро уходит от того места, где Итачи пролежал не один час.
- Оставить меня, - во рту какая-то вязкая ерунда, надо бы сплюнуть, но Итачи не хочет пачкать плащ напарника. Гоняет слизь во рту. Кисаме молчит, быстро шагая по дороге.
- Послу… кх-кх… послушай, - устало говорит Итачи, проглатывает, наконец, слизкую пакость, - Я должен остаться там.
- Чтобы твое тело нашли эти парни из АНБУ?
- Да!
- Хрена.
- Я не должен был пережить это. Я сделал все, как хотел. Пусти меня.
- Нет.
Темные деревья, покачивающие листвой, сливаются в сплошную неразличимую линию - Кисаме перешел на бег. В груди колотится горько, тянет что-то внутри, да так, что дышать трудно. Жар подходит к щекам, капли собираются на кончике носа, и Итачи уже не возражает. Зачем лишний раз спорить – в любом случае, все закончится сегодня ночью.
***
Не закончилось. Ни этой ночью, ни следующей. В груди все так же тянет, и от этого жара никуда не деться, перед глазами стоит красно-огненная сетка, выжженная на изнанке век. Сквозь нее ничего не видно. Кисаме ему не говорит, но он тоже знает о сетке. Хотя бы потому что на вторую ночь Итачи орет так, что приходится зажимать ему рот. Когда Итачи успокаивается, не просыпаясь, он постоянно бормочет, что это все неправильно. Кисаме сидит и слушает, стараясь поддержать его своей чакрой.
На третий день лихорадка спала. Итачи долго сидел у открытого окна, пока окончательно не стемнело. В соседних домах зажглись огни, с ярко освещенной улицы доносился шум, смех, вопли. Холодный ветер колыхал вертикальные полосы тонкой ткани на окне.
- Продует, - сказал Кисаме темному затылку, чтобы хоть что-то сказать.
- Кисаме, - не оборачиваясь, ответил Итачи, - Сходи, пожалуйста, закажи мне чай.
- Ты голодный? Купить чего?
- Нет, спасибо. Только чай.
Кисаме тяжело поднялся, накинул плащ, застегнул наглухо. Окинул взглядом фигуру Итачи, ничего не сказал, вышел, затворив за собой седзи. На лестнице уже как осенило, быстро поднялся, рванул панель в сторону. Ухватил стоявший у порога столик за ножку, швырнул его со всей силы. От удара Итачи вскрикнул, отшатнулся, обхватил себя руками. Кунай с тонким звоном воткнулся в пол.
- Извини, - буркнул Кисаме, подошел к нему, помог подняться. Итачи смолчал, отряхнулся, отвернулся к окну. Поддернул выше ворот плаща, застегнул наглухо.
- Кисаме, - повторил он подчеркнуто терпеливо, - Принеси мне чай, пожалуйста.
- Ты чего добиваешься? – Кисаме устал уже разговаривать с темными волосами, стянутыми в хвост. Развернул Итачи лицом к себе.
- Мне необходимо закончить, - пояснил Итачи, - Тогда все будет так, как должно.
- Ты хотел, чтобы этот щенок убил тебя?
- Неважно, Кисаме. Тебя это не касается.
- Нет, касается! – рявкнул Кисаме, тряхнул его за плечи, - Мне нужен напарник, Итачи… сан.
- Я не могу быть твоим напарником, - губы Итачи исказились в усмешке, - Вот когда ты так близко, я вижу черты твоего лица. А вот так, - он вытянул руку, пошевелил пальцами, - я свои пальцы пересчитать едва могу.
- Техники? – спросил Кисаме, вглядываясь в его глаза, - Контроль над чакрой?
Итачи молча качал головой. Откинул пряди с лица и опять отвернулся. Отошел, выдернул кунай из пола. Посмотрел выжидающе на Кисаме, застывшего посреди комнаты.
- Пойду я тогда, - сказал он, и Итачи медленно кивнул. Благодарно даже как-то посмотрел. Кисаме махнул ему рукой, чего обычно никогда не делал, потащился к дверям. В голове не было ясности, будто это не Итачи, а он сам чудом выкарабкался с того света и три дня пролежал с лихорадкой.
Итачи был, в сущности, славным парнем, и они хорошо уравновешивали друг друга. Учиха, возможно, был сильнее, но никогда этого не показывал, не звенел яйцами и не орал, стараясь доказать первенство. Всегда обдумывал решения, имел ценное качество: не раздражал. Поэтому Кисаме следовало предоставить Итачи возможность самому принять решение. Его вполне можно было понять, если б сам Кисаме потерял способности шиноби… возможно, поступил бы также. Но оставались ведь кулаки и зубы, и это немало. С другой стороны, что такое кулаки против АНБУ? У Итачи против них не было шансов, и, наверное, благороднее вот так, чем от чужих рук. С другой стороны, Кисаме как-то плохо представлял себе, что Итачи Учиха сейчас превратится в бездушную груду плоти, больше не заговорит с ним. Он уже потерял его несколько дней назад. И теперь, значит, все, точно все?
- Итачи-сан! – воскликнул Кисаме, обернулся к нему. Итачи вопросительно смотрел на него, пряча кунай в рукаве, – Не надо.
- Я все сказал. - Возразил Итачи.
- Я тоже. – Кисаме не пошел никуда. Прошагал через всю комнату. Уселся демонстративно на подоконник, постукивая по выщербленной доске. Итачи ждал.
- Слушай, - сказал после паузы Кисаме, - Но ведь щенок все равно считает тебя погибшим? Он ведь бросил тебя там.
- Его зовут Саске.
Вновь повисла тишина, вязкая и холодная. В шею дул холодный западный ветер.
- Какая разница, - сказал Кисаме, - Ты ведь теперь ему не соперник. Зачем тебе…
- Прости, но ты не поймешь.
- И тебе безразлично, что случится дальше со щенком?
- Его зовут…
- Я помню. Тебе действительно не хочется узнать?
- Я не смогу сделать для него больше, чем уже сделал.
- Не надо, Итачи-сан, - Кисаме подошел к нему, отобрал кунай. Итачи облокотился о подоконник, уставился в размытые в темноте огни, переплел пальцы.
***
В одной деревне больше недели лучше не задерживаться, поэтому они снова, как и раньше, меряют шагами дорогу. Кисаме не знал, что именно заставило Итачи изменить свое мнение. В любом случае, мешать он ему больше не хотел. Да и не смел, наверное. Выбор Итачи стоило уважать.
- Лидер, очевидно, считает, что я мертв, - проговорил Итачи. Черный плащ он больше не носит, он истлел, рассыпался прахом в костре, и это еще одно решение, с которым бесполезно спорить. Можно либо принимать, либо не принимать.
- Очевидно, - кивнул Кисаме, - Наше задание…
- Твое задание.
- Мое задание подождет, - договорил он.
Итачи не ответил, хотя, наверное, хотел. Шел молча, сунув руки в карманы простых черных брюк. Ссутулился, разглядывая пыль под ногами – и когда успел взять эту манеру? Он считает себя обузой? Переживает из-за потери техник? Кисаме терялся в догадках.
- Мне кажется, тебе нужна помощь.
- Со мной все в порядке.
Что хочешь, то и делай. Солнце светило ярко, тени шли по дороге впереди них, пыль поднялась высоко. Итачи прижал темный платок ко рту.
***
Достать деньги не проблема. Итачи не слишком нравятся эти методы, но Итачи не может предложить ничего получше, поэтому он молчит. Не поднимает эту тему в разговоре. Равновесие в их маленькой, на двоих, команде нарушено.
Костер разгорается быстро, языки пламени лижут ночное небо. Кисаме плещется в речушке неподалеку, смывая пыль, копоть и кровь. Итачи лежит на прогретой земле, царапает землю веточкой. Молча рисует параллельные линии. Потом – перпендикулярные.
- Хочешь сыграть? – спрашивает Кисаме, усаживаясь у костра. Ему тепло, и он не стал одевать майку и плащ.
- Да.
Итачи роется в кармане, вытаскивает мешочек с круглыми камешками. Сортирует их, зажимая белые в кулаке. Приподнимается, смотрит вопросительно на Кисаме.
- Ты какими?
- Белыми, - усмехается Кисаме. Белыми выиграть сложнее. Итачи пересыпает ему в ладонь теплые светлые камешки, чуть влажные оттого, что он сжимал их в кулаке.
- Хорошо, - Итачи делает первый ход. Кисаме, потирая подбородок, тоже ставит камень.
В лесу темнеет быстрее, чем в городе, здесь ничего не отгоняет темноту, кроме пламени костра. Отсветы пляшут на темных волосах, отражаются в глазах, темных, как камни для игры в рэндзю. Итачи лежит, смотрит на импровизированную доску для игры почти в упор. Выигрывает пятую партию из семи, молча перечеркивает четыре вертикальные палочки, убирает камни с поля. Хмурый, как всегда. Делает ход, роняет камешек на расчерченное поле, смотрит на Кисаме.
- Возможно, стоит вернуться к нашим. Может, для тебя еще не все потеряно?
- Меня больше нет. Твой ход.
- Это жемчуг, Итачи, - Кисаме удивленно смотрит на камешек в его пальцах, - Черный жемчуг.
- Это покрытый перламутром камень.
- По-твоему, я не в состоянии отличить жемчужину от камня? – Кисаме подносит жемчуг ко рту, медленно проводит по гладкой поверхности клыком, отчего раздается тихий скрип.
- Держи, - Кисаме возвращает ему жемчужину. Итачи смотрит на нее пристально, подносит к самым глазам. Разглядывает внимательно другие.
- А у тебя камни?
- Да.
- Посмотри, может, у меня еще жемчужины есть?
Кисаме забирает у него камушки, быстро проглядывает, но это просто стеклянные камушки.
- Больше нет.
- Жалко, - Итачи случайно смахивает край поля локтем, но игра его больше не привлекает, - Красиво, правда?
- Наверное, - Кисаме встает, одевается. Костер прогорел и стало ощутимо прохладнее. Надо подкинуть еще пару бревен.
- Жемчуг не так уж дорого стоит, - говорит он непонятно к чему.
- Одно дело покупной, а другое дело найти вот так, случайно. Слушай, она теплая.
- Ты ее за щеку сунь.
- Что?
- Я серьезно. Жемчуг любит влагу и живое тепло.
Итачи протирает жемчужину о ворот водолазки, сует ее в рот, перекатывает за щеку.
- Долго так? – спрашивает невнятно.
- Не знаю. Подержи немного.
Через некоторое время, когда Кисаме уже спит, повернувшись спиной к огню, Итачи вытаскивает жемчужину, вытирает ее насухо о рубашку. Долго смотрит в костер, усевшись к нему близко-близко.
***
Кисаме не знает, как чувствует себя Итачи, потому что тот все время молчит. Он снова старается поддерживать его своей чакрой, не известно, выходит или нет. Итачи слишком много замалчивает, ему стоит отдохнуть, но кажется, будто ничего не изменилось – они нигде не останавливаются дольше, чем на сутки.
Вместо извечных бус на шее, которые потерялись в последней передряге, Итачи приспособил жемчужину. Неизвестно, может, щенок их на память сорвал, эти бусы. А в привязанности Итачи ко всему блестящему есть что-то воронье. У Итачи темные поблескивающие ногти, черная одежда, хриплый после болезни голос. Итачи и в самом деле похож на ворона.
Кисаме решил раздать Итачи его же карты и вернулся с очередной «вылазки», отчетливо прихрамывая. Итачи вначале ничего не заметил, и Кисаме молча шел рядом, чуть подволакивая ногу.
- Что с тобой?
- Ничего, - Кисаме пожал плечами.
- Ты идешь… как-то неестественно.
- Ерунда.
- Не ерунда.
Итачи обогнал его, встал посреди дороги. Уперся ладонями ему в грудь и внимательно оглядел.
- По-моему, ты ранен.
- Нет, я сказал. Тебе кажется.
- Нам надо где-то остановиться. Посмотри, пожалуйста, где тут ближайшая деревня.
Кисаме отвернулся, будто присматривался. Прикусил палец до крови, чтобы не выдать себя, но Итачи ничего не заметил.
Солнце медленно склонилось к горизонту. Края здесь были пустынные, лес постепенно сходил на серую степь, широкую и ровную, как блюдце для суши, дорога – две пыльные колеи – тянулась бесконечно, словно рисовая лапша. Через несколько часов они дотащились до небольшой деревни. Итачи все чаще сплевывал в свой темный конспиративный платок, Кисаме прихрамывал и шел позади него.
Кажется, что в деревне никого нет. Дома смотрят заколоченными окнами, на стенах – листовки с местными преступниками. На главной улице, широкой, идущей через всю деревню, никого нет, но это обман. Они не раз останавливались в таких деревнях.
- Подождешь здесь или пойдешь со мной?
- Пошли вместе.
- Хорошо.
Тащить за собой Итачи в эту мрачную двухэтажную забегаловку не очень-то хотелось, но и оставлять его одного – тоже. Мысль о том, что Итачи – гений из гениев, который не боялся выходить с ним один на один, который легко справился с самим змеиным саннином, мысль о том, что Итачи сейчас слаб, как… как гражданский, неприятно царапнула. Сам Итачи, судя по угрюмому выражению лица, сейчас подумал о том же.
Кисаме перехватил меч, вошел внутрь, толкнув хлипкие двери. Внутри было людно. Человек десять всякого сорта отребья, за головы которых назначены умеренно низкие цены. Уставились тут же, и Кисаме ухмыльнулся приветственно. Обычно этого хватало, чтобы все разговоры тут же стихли. Прошел к барной стойке, облокотился небрежно. Поставил самехаду рядом с собой, придерживая за рукоять – низкий потолок не позволял держать меч на плече, оглянулся, высматривая хозяина заведения. Итачи никогда не заботился о повседневном, всегда оставлял разговоры с трактирщиками и управляющими Кисаме. Вот и сейчас скучающе отвернулся от стойки, отошел, уставился на засиженные мухами плакаты.
- Добро пожаловать, господин хороший, - трактирщик вынырнул откуда-то сбоку.
- Комнату, - сказал Кисаме, вынул из кармана несколько монет.
- Этот господин с вами, верно?
- Верно, - кивнул он, подхватил меч и отправился вслед за трактирщиком, не забывая слегка припадать на одну ногу. Итачи оторвался от плакатов, поспешил за ними. За ним, как паутина, потянулись любопытные взгляды.
Комната была маленькая, светлая, чисто убранная. Свет заходящего солнца проникал сквозь бумагу на решетчатых планках, окрашивал внутреннее пространство в тревожные красно-рыжие тона. Кисаме взял ключи у трактирщика, прошелся по комнате, примериваясь к ней.
- Что у тебя с ногой? – требовательно спросил Итачи, как только шаги трактирщика стихли на лестнице.
- Да все в порядке. Потянул мышцы.
- Мне кажется, или ты на левую ногу прихрамывал?
- Кажется. Ты есть хочешь?
- Немного.
- И я хочу. Пойду, куплю чего-нибудь.
- Хорошо.
- Ты спать ложись, что ли.
- Посмотрим.
Он отвернулся, сел в лотос посреди комнаты, чуть ссутулившись. В закатных лучах Итачи выглядел младше обычного. Кисаме подумал о том, что равновесие в команде уже не восстановить – Итачи вряд ли когда-нибудь сможет стать таким, как раньше. Однако бросить напарника он не мог, не мог обойтись без Учихи, не хотел этого. Кисаме понадеялся, что он послушается, ляжет, наконец, спать. На всякий случай закрыл дверь снаружи, спустился по скрипучей лестнице. Народа внутри стало поменьше, но заказанной еды и выпивки пришлось ждать долго. Перед глазами стоял Итачи, слегка сутулый, мрачный, как нахохлившаяся птица. Наконец, дождался, поднялся наверх, открыл дверь. Растерянно уставился на лежащее на полу тело.
- Кто это?
- Он не представился, - пожал плечами Итачи.
- Понятно, - ответил Кисаме, поставил еду на низкий столик. Подошел, пинком перевернул труп на спину. Человек, на вид лет тридцати, из широко распахнутого рта торчит кольцо куная. Может, один из тех, что сидели внизу.
- Убери, - кивнул Итачи, и Кисаме подхватил труп, стараясь не запачкать пол. Перекинул через подоконник, выдернул кунай из мертвой глотки и спихнул тело вниз. Раздался глухой звук удара. Итачи вплотную подошел к фусума, отодвинул панель в сторону.
- Тебе помочь?
- Нет, спасибо.
Итачи выхватил светлый футон, аккуратно расстелил его на полу. Прямо на небольшой лужице, оставшейся после трупа, но Кисаме смолчал, не поправил его. Отхлебнул саке – в этой глуши алкоголь казался ему надежнее воды. Вытер кунай и вернул его Итачи.
- Ты есть будешь?
- Надо бы, - вздохнул Итачи, подошел к нему, поглядывая себе под ноги, чтобы не зацепится о край футона, - Что ты там принес?
- Онигири с тунцом, с лососем, - принялся перечислять Кисаме, тыкая в них пальцем, - с угрем, и сладкие.
Итачи прищурился, отчего тени под глазами стали еще четче, схватил наугад рисовый пирожок, посмотрел на него внимательно, словно хотел увидеть начинку насквозь.
- Он с чем?
- Черт, - пробубнил Кисаме, - Ну я помню, что ли?
- Сладкий, - скривился Итачи, задумчиво прожевал кусок. Отпил немного саке из кувшина.
- Если не хочешь, давай, я доем.
- Хорошо. С угрем которые?
- У меня с угрем, держи.
- Спасибо.
Некоторое время оба молчали, Итачи пил саке, слегка розовея от выпитого. Неизвестно, пойдет ли ему на пользу столько алкоголя.
- Я считаю, что тебе не стоит слишком тянуть с заданием, - проговорил Итачи, опрокидывая рюмку, - Лидер вряд ли оценит.
- А как же ты? – спросил Кисаме.
Итачи усмехнулся, покачал пальцем перед его носом.
- Ты меня с собой не путай. Меня нет.
- О чем ты?
- Меня нет, я умер, - терпеливо повторил он, - Итачи больше нет.
- И как мне теперь тебя называть?
- Ммм, - проговорил Итачи, почесал в затылке, - Вообще, мне равно. Можешь звать меня, к примеру, Шисуя. Хорошее имя.
Итачи замолчал и уставился на него в упор, но Кисаме никак не отреагировал, и он продолжил:
- Впрочем, знаешь что, нас все равно практически не осталось, так что зови меня Учиха.
- Я буду звать тебя Итачи, - решил Кисаме.
Тот ничего не сказал, побултыхал бутылку, проверяя, сколько еще саке в ней осталось. Потом поглядел на заходящее солнце.
- Если твоя нога в порядке, - прищурился Итачи, - Завтра утром отправимся дальше.
- Итачи! – воскликнул Кисаме, ударил кулаком по столику. Успокоился, смахнул со щеки Итачи налипшие рисинки. Учиха привык прикидывать стратегию на двоих, теперь, видимо, решил, что Кисаме, во что бы то ни стало, должен выполнить задание. Начал злоупотреблять и перегибать палками со своими приказами. Неизвестно как сказать Итачи о том, чтобы он кончал командовать. Вернее, сказать об этом так, чтобы не найти его утром с кунаем в ухе.
- А что Итачи? – холодно уставился он, - Что Итачи?
- Нога болит, - фыркнул Кисаме, - Мне надо отдохнуть.
Итачи промолчал, доел онигири, смахнул с ладоней прилипший рис. Отпил еще саке и поднялся на ноги. С прямой и ровной спиной дошел до двери в душ. Кисаме тем временем без зазрения совести стрескал оставшееся, и теперь потягивал саке. За окном отгорал закат: розовые полосы на сине-лиловом небе по самый горизонт. На густой синеве виднелся бледный контур луны.
Итачи вышел из душа в наглухо запахнутой юкате. От горячей воды его совсем сморило, и он, слегка пошатываясь, доплелся до футона. Заполз внутрь, укрылся, завозился, устраиваясь поудобнее. В его движениях сквозила плохо скрываемая усталость, давно пора было остановиться, поесть нормально, а не на ходу. Кисаме отставил в сторону пустой кувшин. Раскинул футон рядом, улегся, подложив руку под голову. Сон не шел. От Итачи слегка тянуло алкоголем. Не перегаром, а отчего-то чистым спиртом, перегонкой хорошего качества. Запах мешал спать, хотя окно было распахнуто настежь. Кисаме маялся-маялся, потом все же поднялся, подошел к окну и высунулся по пояс. Тело под окном так и не убрали, никому не надо было, что ли. Смотреть на захламленный внутренний двор было тошно, и Кисаме какое-то время стоял и смотрел в потемневшее небо. Потом слегка подмерз, вернулся в комнату, прошлепал босыми ногами до футона и уселся на него, скрестив ноги.
Итачи спал спокойно, черная жемчужина, теплая от тела, лежала на груди. Впервые за две недели Итачи спал спокойно. Кисаме до боли, до зубовного скрежета, хотел дотронуться до него. Процарапать полосы на светлой коже, ткнуться губами в теплое плечо. Давно еще хотел, как только увидел. Потом, правда, выяснилось, что это напарник, что трогать нельзя. Что напарник может постоять за себя, несмотря на внешнюю хрупкость и изящество. Итачи повернулся на спину и захрапел. Храпел Учиха как порядочный, здоровый мужик. Кисаме укрылся с головой, заполз поглубже. Не надо было самому пить, не надо было ему давать, потому что иначе можно было нормально заснуть и не сидеть в лотосе, не морозить колени.
- Чего, - сонно отозвался Итачи, когда Кисаме потряс его за плечо.
- Храпишь.
- Извини, - пробормотал он, повернулся на бок, задышал тихо, - Ну что еще?
- Да ничего! Спи уже.
- Так ты сам… мне мешаешь, - зевнул Учиха. Повернулся на живот, потом обратно, откинул покрывало. Приподнялся, потирая глаза, зевнул во весь рот. Тень от Учихи вытянулась на полу, длинная, черная, густая, как забродивший соевый соус. Итачи встал, поплелся куда-то, выставив руки перед собой, наткнулся на стену, зашагал, держась за нее. Захлопнул за собой дверь в ванную, негромко зажурчала вода. Не пил бы он из-под крана, хрен его знает, что тут с водой. Кисаме представил, как Итачи сейчас выйдет, совсем ослепший от яркого света, обязательно наткнется на что-нибудь. Он поднялся с футона и встал рядом с дверью.
- Ты меня караулишь, что ли?
Кисаме не ответил. Схватил его, теплого, сонного, растрепанного, прижал к стене. Внутри все тут же колыхнулось, защемило. Он рванул вниз пояс юкаты, прежде чем Итачи успел что-то сказать, придавил всем телом.
- Ты… ты чего?
- Итачи, - прошептал он ему в ухо, продолжая удерживать его. Едва сдерживался, чтобы не располосовать ногтями тонкую кожу, такую нежную, такую мягкую, покрывшуюся мурашками. Провел самыми кончиками ногтей, лизнул под челюстью. Итачи дернулся, как подбитая птица, склонив голову. Кисаме в детстве часто кидал камнями в ворон и чаек.
- Тихо, - сказал он ему на ухо, словно надеялся, что этого будет достаточно, чтобы Итачи замер, - Тихо, тихо.
- Кисаме, пусти…
- Не пущу, - сказал он, и больше ничего не смог выговорить, горло свело внезапной немотой. Итачи вырывался, дергался, безуспешно отпихивал его от себя. Говорил что-то, возражал трезво, но Кисаме не мог ответить, мог только рыкнуть на него или глухо простонать. Целовал, поглаживал его тело, щекотал под ребрами. Встрепанный Итачи, растерявший весь сон, смотрел на него негодующе, но не орал громко – да и какой смысл орать, какой помощи ждать, если, кроме Кисаме, он вообще никому не сдался?
- Прекрати, - приказал он негромко и холодно, - Все, я сказал.
- Итачи?
Вместо ответа Итачи вывернулся из его рук, выскользнул угрем. Молча наклонился, влез в футон Кисаме. Понял свою ошибку, но не стал вылезать, накрылся с головой.
- Итачи, - проговорил он негромко, провел по покрывалу ладонью, ощупывая его.
- Уйди.
- Нет.
Кисаме выковырял его из футона, как из ракушки. Стянул с него остатки одежды, разделся сам. Опрокинул на пол, стиснул пальцами недовольное лицо, лизнул равнодушные губы. В плечи уперлись его ладони, отталкивали прочь, в живот уткнулось острое колено.
- Не… не сопротивляйся, - прошептал Кисаме, чувствуя, что терпение медленно, но верно перетирается об острые грани характера Учихи.
- Хватит.
- Итачи, - простонал он, обхватил худые колени, развел ноги в стороны, тут же улегся сверху, не позволяя сдвинуть ноги обратно. Укусил за плечо, сладкое, мосластое, зубы соскользнули по кости, прорвали кожу. Внутри все зазвенело, натянулось тонкой струной. Итачи вскрикнул, задрожал, попытался спихнуть его с себя.
- Ну, чего ты упираешься, - выдохнул Кисаме, - Почему?
- Ты с ума свихнулся?! – воскликнул Итачи, стиснул его лицо ладонями, вынуждая смотреть в глаза, - Что на тебя нашло?
- Я хочу… - пробормотал он, - Я быстро, тебе понравится.
- Кисаме!
- Ты мне не даешь, потому что не даешь вообще? Или… или я для тебя рылом не вышел?
Вместо ответа Итачи нервно и жутко расхохотался, резко осекся, уставился на него в упор:
- Я на тебя в этом смысле никогда не смотрел.
- Ну так посмотри! - рявкнул Кисаме, стискивая его бедра, крепкие и ладные. - Я хочу тебя… тебе понравится…
- Ты хреновый дипломат, - Итачи сглотнул, провел рукою по его щеке, наблюдая, как искажаются привычные черты. Кисаме закрыл глаза, потерся шероховатой щекой о его ладонь, подставляя плохо защищенную шею.
- Нормальное у тебя рыло, - вдруг сказал Итачи, пощекотал его за ухом, - Но это не значит, что я…
- Тебе понравится, - снова зашептал Кисаме, оглаживая нежную кожу. Тишина в комнате висела звенящая, ощутимая всей кожей. Итачи ничего не ответил, но Кисаме почувствовал, что он перестал судорожно стискивать его бока ногами. И хорошо, потому что сил терпеть и уговаривать вовсе не осталось. Щиколотки у Итачи были по-девичьи тонкие, не по-девичьи волосатые, он легко мог обхватить их ладонью. И обхватил, закинул себе на плечи, погладил напряженные икры.
- Послушай, - тревожно пробормотал Итачи, когда Кисаме провел ладонью по его животу.
- Чего?
- Если мне не понравится, - произнес Итачи, пытаясь заглянуть ему в глаза, - Если мне не понравится, ты…
- Чего я?
- Прекратишь?
- Посмотрим, - дипломатично отмахнулся Кисаме, сплюнул себе в кулак. Растер и снова сплюнул на пальцы. Из-за его высокого роста Итачи было не слишком удобно, зато можно было, наконец, рассмотреть его тело, полувставший член, темные волосы вниз от пупка широкой дорожкой.
- Щекотно, - выдохнул Итачи, - перестань.
Кисаме отодвинулся, чтобы не щекотать его своими волосами, дотронулся влажной ладонью. Итачи прищурился, пытаясь разглядеть его тело получше, но вдруг почувствовал, что поздно разглядывать.
- Тихо, - проговорил Кисаме, - Тихо, тихо, тихо, не рыпайся.
- Вынь, - потребовал Итачи, - Мне не нравится.
- Я… пальцами. Тихо…
Итачи умолк, позволяя ему впихивать в себя два смоченных слюной пальца. Внутри он был гладкий, узкий, и замирал каждый раз, когда Кисаме вынимал и вталкивал заново. Пальцев и слюны было недостаточно, но яйца разве что не звенели от напряжения.
- Кисаме? – взволнованно начал было Итачи, но тот не ответил, вошел, двинулся глубже, стискивая бедра стальной хваткой. Заполучил, наконец, это славное тело в свое распоряжение, дорвался, хотя привык уже гнать от себя эти мысли.
- Итачи-и, - выдохнул он сквозь зубы, накрыл его своим тяжелым телом, прижимая его колени к груди. Учиха смотрел недовольно, красивое лицо исказилось, и Кисаме закрыл его ладонью, чтобы не видеть этого сумрачного выражения сейчас. Трахать его на всю длину он боялся, входил чуть глубже, чем на головку, едва сдерживаясь, чтобы не воткнуться целиком. Не переставая, поглаживал, прикасался губами к светлой, теплой, приятно пахнущей коже, случайно оставляя засосы и кровоподтеки. Итачи хватал воздух приоткрытым ртом в такт его толчкам, больно щипался, но молчал. Целовать Учиху в красный, мягкий, влажный рот было сплошным удовольствием. Губы, алые-алые, припухшие, поблескивали от слюны. Он толкнулся глубже, Итачи в ответ вцепился зубами в его щеку, укусил, что было силы, и Кисаме кончил, оставил длинные царапины на светлых взмокших боках. Не вынимая, улегся сверху, вдохнул запах его пота.
- Слезь с меня.
- Ладно тебе, - Кисаме прижался к нему головой.
- Слезь, ты тяжелый.
Кисаме неохотно отвалился в сторону, вытер член рукавом юкаты. Посмотрел, как Итачи медленно поднимается, как хлопает по стене в поисках выключателя. Хотел уже подняться, помочь ему, но Итачи, наконец, нашарил выключатель, щелкнул им и исчез за дверью. Зашумела вода. Кисаме не выдержал, вломился в душевую. Итачи стоял спиной к нему, склонив голову. Тонкие струи сбегали вниз по спине, очерчивая позвонки.
- Итачи.
- Я тебе доверял, - сказал он, выдавил жидкое мыло себе на ладонь, - А ты.
- Ты серьезно?
- Нет, - Итачи посмотрел на него через плечо, - Шучу.
Кисаме заткнулся, тоже встал под душ, пригнувшись. Быстро сполоснулся, прошелся пару раз по его телу ладонями. Итачи взбил пену, тщательно намылил голову. Журчание воды стихло.
- Кисаме, включи.
- Я ничего не трогал.
Итачи постучал пальцем по трубе, повертел краны. Воды не было.
- Наверное, на ночь отключили.
- Замечательно, - сказал Итачи, смахивая густую пену с лица. Замотал голову полотенцем, вытерся тщательно.
- Сходить тебе за водой?
- Вот еще, - Итачи замотался в полотенце, вышел и лег на футон. Кисаме лег рядом, обхватил его, прижал к себе. От Итачи пахло шампунем и алкоголем.
- Может, перестанешь меня лапать?
- Мне хочется…
- Тебе сегодня поразительно много хочется. Спи.
- Не спится.
Итачи умолк, не отталкивая его. Лежал, не сопротивлялся любопытным пальцам. Медленно моргал, периодически промокал мокрые волосы, снимал полотенце и наматывал его, повернув другой стороной.
- Тебе не понравилось? – спросил Кисаме, поглаживая его подрагивающий упругий кадык.
- Какая теперь разница.
- Большая.
- Нет никакой разницы, - выговорил он, уткнувшись лицом в сгиб локтя, - Зачем?
- Затем, что…
- Ты сделал это, потому что ты смог, - перебил его Итачи, не слушая.
- Неправда.
- Это единственная правда.
Учиха вывернулся, присел, отбросил в сторону мокрое полотенце. Влез в свой футон и закрыл глаза, пресекая все попытки заговорить. В глубине души Кисаме понимал, что тот прав. Ничего не оставалось, кроме как улечься и тоже закрыть глаза. Сон пришел быстро.
***
Учиха спал долго, почти до вечера следующего дня. Устал, наверное. Кисаме молча медитировал, потому что отойти и оставить спящего Итачи он не мог. Не мог и все тут. Пусть он не потерял навыков владения оружием, но мало ли. Поэтому весь день просидел около него, пальцем не трогал, несмотря на то, что хотелось. Очень хотелось.
- Как твоя нога? – первым делом спросил Итачи, когда проснулся, - Ты достаточно отдохнул.
- Нет, - нагло улыбнулся Кисаме, - Болит, просто не знаю, что делать.
- Я думаю, ты вполне способен потерпеть.
- Не способен, - вздохнул он, - Есть хочешь?
- Чего там?
- Онигири с угрем, рис с натто.
- Ненавижу натто. В этой дыре нет ничего другого?
- В этой забегаловке – нет.
- Ладно, давай сюда онигири.
После сна волосы Итачи, непривычно жесткие от несмытого шампуня, торчали во все стороны. Сам он, несмотря на то, что спал часов двадцать подряд, выглядел каким-то заторможенным. Методично жевал, подпирая щеку ладонью. Пил зеленый чай, смотрел в свою чашку, будто там было что-то жутко увлекательное.
- Кисаме?
- Чего?
- Чтобы это больше не повторялось.
- Почему? – Кисаме замер с поднятыми палочками. Тонкие нити тянулись из миски вслед.
- Потому что.
- Но…
- Я все сказал.
Кисаме сунул остро пахнущий рис в рот, прожевал, поглядывая на Итачи. Тот все смотрел в свою чашку, будто там телевизор встроенный был, или еще чего.
Ближе к вечеру Итачи, который опять намыл голову, на этот раз – успешно, вновь расстелил футон на том же месте. Демонстративно прямо-таки. Пока не стемнело, сидел на подоконнике, распутывал волосы узким гребнем. Кисаме на него не смотрел. Пошел прогуляться и осмотреться, но таскаться по деревне было тошно, торчать внизу, в баре – скучно, ходить под окнами – и вовсе стремно. Тем не менее, вернулся только, когда стемнело. Открыл дверь, услышал тихое ровное дыхание, успокоился немного. Итачи спал лицом в подушку, закутанный по плечи. Кисаме быстро разделся, но не решился залезть к нему, ведь он запретил, и потом, ему отлежаться надо.
Отбрасывая длинную четкую тень, он ходил по комнате, сужая круги. Поглядывал на спящего Учиху со следами вчерашней ночи на лице и шее. Итачи тихо похрапывал в подушку, громко храпел он обычно, когда спал на спине. Кисаме склонился, прижал пальцы к венке, бившейся под ухом, вплел пальцы в гладкие, послушные волосы, намотал на кулак. Отпустил и улегся рядом поверх покрывала, прижимаясь к нему. Сквозь несколько слоев плотной ткани почувствовал его тело, потерся, и член тут же встал. Итачи проснулся, распахнул глаза, сощурился очень недовольно.
- Я хочу тебя, - заявил Кисаме, не зная других слов и не умея их найти. Итачи повернулся на другой бок, демонстративно дернул на себя покрывало. Кисаме дернул в свою сторону, но Итачи держал крепко. Рискуя вывихнуть запястье, потянул на себя. Кисаме поднялся, схватил за нижний край и вытряс его из футона.
- Я совсем потерял твое уважение? – церемонно спросил Итачи, усевшись в лотос на полу. Кисаме зашагал туда и обратно, не зная, как объяснить Учихе, что если бы он его не уважал, то давно бы уже вплотную занялся миссией. С другой стороны, говорить Итачи об этом было чревато.
- Нет, - ответил, наконец, Кисаме, сел рядом с ним, - Что ты…
- Тогда почему ты позволяешь себе все это?
- Потому что я тебя хочу, - он дотронулся до нежного узкого подбородка, погладил шероховатым пальцем, - понимаешь?
- Я был бы очень признателен, если бы ты держал свои желания при себе.
- Не могу.
- Старайся.
- Итачи, - проговорил он, и, не желая продолжать бесполезный разговор, притянул его к себе за подбородок – теплого, слабого, неспособного на сопротивление. Из всего оружия только и осталось, что презрительный холодный взгляд и гордо вскинутый подбородок. Кисаме сглотнул, потерся носом о его щеку, поцеловал в упрямо сжатый рот. Обнял Итачи, прижал к себе, греясь – температура тела у него была на порядок выше. Итачи вздохнул, повел плечами, хрустнул суставами.
- Лучше б тебе тогда пройти мимо, - проговорил он, отворачиваясь.
- Херню сморозил.
- Я сожалею о том, что не могу дать тебе достойный отпор, - прямо сказал Итачи.
- Но я не…
- Ты постоянно напоминаешь мне о моей слабости. Не даешь забыть об этом.
- Что я еще могу для тебя сделать! – рявкнул Кисаме, сдавил пальцами шею, но тут же одумался, отпустил его. Итачи криво улыбнулся и сказал:
- Пожалуйста, не считай меня неблагодарным. Я ценю твою заботу, Кисаме. Но я имел в виду совершенно другое.
- Что именно?
- Вот это все, - кивнул Итачи, показывая ему кровоподтек на руке
- Я по-другому не умею, - фыркнул Кисаме. Потом подумал, что Итачи не видел своих синяков на бедрах и боках. Погладил его по голове, стянул резинку с волос, вжался лицом в рассыпавшиеся волосы.
- Представь себе, - забормотал Кисаме, раскладывая его на покрывале, улегся сверху, - Представь себе, что ничего не изменилось.
- Ты думаешь, я пошел бы на такое добровольно? – Учиха вгляделся в его глаза.
- А почему бы нет? – без обиняков спросил Кисаме, обхватил его лицо, - Ты такой… красивый, я тоже ничего, - он осклабился, прижался вставшим членом к его промежности, - почему бы нет? Не мы первые, не мы последние…
- Какая пошлость, - сглотнул вдруг Итачи.
- Тебе не нравится?
- Причем тут это…
- Перестань, - попросил Кисаме, раздевая его. Прошелся по вчерашним синякам, лизнул шершавым языком, отчего Итачи нервно засмеялся.
- Щекотно.
- А так?
- Так… нормально.
Итачи замолчал, закрыв лицо ладонями. Вздрогнул, когда Кисаме прикоснулся к нему влажными скользкими пальцами.
- Что это? – спросил он.
- Шампунь, - пожал плечами Кисаме, проталкивая внутрь сразу два пальца, - я что-то застремался покупать смазку.
- Оххх, - мучительно простонал Итачи, выгнулся, стараясь отодвинуться. Кисаме сжал его ногу, не позволяя отползти. Вталкивал пальцы, поглаживая, стараясь не оцарапать. Какой он все-таки славный… Кисаме развел его ноги пошире, ткнулся головкой, почувствовал, как дрожит Итачи. Обхватил его член, сдвигая вниз теплую шкурку. Не двигал ладонью, просто медленно вталкивался в его тело.
- Разве…разве все настолько плохо?
- Ох, Кисаме, - выдохнул Итачи и снова умолк, прикусывая пальцы. Сжал ладонью его широкое запястье, свел ноги, обхватывая его тело. Не сказал ничего, когда Кисаме вновь случайно распахал ногтями бедро поверх старых царапин. Кисаме зажмурился, ругнулся негромко и кончил, не выпуская его из рук. Задышал тяжело, помотал растрепанной башкой. У Итачи все еще стоял, причем крепко. Кисаме сплюнул в правую ладонь, смочил его, принялся гонять шкурку, стараясь не дотрагиваться мозолистыми пальцами до головки. Итачи пытался разглядеть его, покусывая губы. Дышал тяжело.
- Укуси, - сказал Кисаме, придвинулся ближе к нему, поднес левую ладонь к его рту. Итачи облизнулся, крепко ухватил зубами, укусил так, что чуть звезды из глаз не посыпались. Прогнулся в спине, вытянул шею и кончил, забрызгав спермой собственный живот. Замер, затих, закрыл глаза. И тут же открыл их, уставился на Кисаме.
- Что ты делаешь?
- Успокойся, - фыркнул Кисаме, пропихнул в него мокрую ткань на длину фаланги. Вытер аккуратно, вынул, - А то воду, наверное, уже отключили.
- Понятно, - выговорил Итачи, обхватил себя руками, - У тебя все схвачено.
Кисаме не ответил, хмыкнул что-то неопределенное, похлопал его по бедру. Хотелось схватить Итачи, стиснуть до треска костей, таскать по комнате, прижимая к себе. Хотелось искусать его, и слизывать потом эту вкусную кровь, отдающую сталью. Много чего хотелось. Итачи улегся, и он лег рядом с ним, прижимая к себе горячее потное тело. Пытался, как мог, поддержать его, защитить, передать часть своей чакры.
- Ты хотел этого раньше? – спросил Итачи, не оборачиваясь к нему, но и не отстраняясь.
- Да, - проговорил Кисаме ему в шею. Учиха вжал голову в плечи, свернулся креветкой. Сделал вид, что уснул. Может, и в самом деле уснул, неизвестно.
***
- Кисаме, - негромко позвал Итачи. Пару дней назад они остановились и сняли дом в курортной деревне неподалеку от горячих источников. Кисаме утверждал, что это все делается ради поисков информации о восьмихвостом, и Итачи целыми днями просиживал в этих источниках. Нельзя сказать, что ему все это нравилось, но прошло уже несколько недель с тех пор, как он передал Саске свои техники, а о нем ничего не было слышно. Итачи пристально следил за новостями, а большая и оживленная деревня, куда желающие отдохнуть и подлечиться съезжаются со всех сторон – весьма подходящее место для сбора свежих слухов, отрицать этого нельзя. Поэтому Итачи послушно лечился и, кажется, шел на поправку. Кажется, потому что сейчас он в этом сильно сомневался.
- Что случилось? – Спросил Кисаме, заходя в ванную комнату.
- Кисаме, - тихо проговорил Итачи, - что за рис ты покупал вчера?
- Такой же, как и позавчера, и позапозавчера, - ответил тот, - а что случилось?
- Тебе с него… нормально? – Спросил Итачи, не глядя на него.
- Нормально, - пожал плечами Кисаме, - а что?
- Нет, ничего.
Итачи задвинул седзи, вывернул краны до упора. Вода зашумела, ударяясь о стенки фаянсовой раковины. Он намочил ладони, провел по взмокшему лбу и вновь склонился над унитазом.
Вначале он думал, что это – последствие болезни, и теперь-то уж точно все. Умирать сейчас не хотелось. Пусть все шло ни шатко, ни валко, но более-менее нормально. Итачи хотел жить. По привычке ничего не говорил Кисаме, хотел разобраться сам. Наверное, недолеченная болезнь давала о себе знать. Но шли дни, хуже ему не становилось, только исправно тошнило по утрам, будто по расписанию.
Поблуждав в округе одной деревни, отправились в другую, опять же, судя по информации, найденной Кисаме, известной своими целебными источниками и развитой инфраструктурой. Кисаме утверждал, что это помогает ему собирать информацию, а Итачи уже не возражал. Когда каждое утро тошнит, гораздо приятнее, если рядом есть кран с горячей водой, а не листья или ледяная вода в реке.
- По-моему, это ненормально, - заявил как-то Кисаме, разводя костер. Итачи отбросил в сторону ветку, которой ковырял в земле дырку.
- Ты о чем?
- О тебе.
- Со мной…
- … все в порядке, - хмыкнул Кисаме, подхватил поваленное ветром тонкое деревце. Ударил им с размаху о широкую, в два обхвата, сосну, подобрал разлетевшиеся куски. Итачи угрюмо посмотрел на него.
- Этот стон у нас песней зовется, - пояснил Кисаме, - я уже мотив выучил. Сам напеть смогу.
Учиха поднялся, стряхнул с себя щепки, развернулся и пошел вглубь леса.
- Ты куда?
- За хворостом, - бросил Итачи. Кисаме хмыкнул, но не стал его останавливать.
Костер разгорался плохо, наверное, тот пень слишком сырым. Кисаме привык, что огнем обычно занимается Учиха, долго возился с костром. Когда, наконец, разжег, выяснилось, что сумерки уже сгустились вокруг. Итачи так и не вернулся. Кисаме выругался, стряхнул землю и золу с ладоней и пошел в том направлении, куда ушел Учиха.
Итачи никуда не упал, ничего себе мне сломал, и никакие волки его не погрызли. Итачи сидел на большом валуне, болтал в воздухе ногами и рассматривал собственные ногти.
- Ты чего? – Удивился Кисаме, потому что Учиха, конечно, был странным парнем, но такого за ним не водилось. – Ты куда пропал?
- За хворостом пошел.
- Где хворост?
- Вот, - Итачи кивнул на три веточки, лежавшие рядом.
- Что на тебя нашло?
- Не знаю, - откровенно сказал он. Легко спрыгнул с камня, сгреб ветки и посмотрел на Кисаме, - пойдем?
- Пойдем, - сглотнул Кисаме, внимательно приглядываясь к нему.
Весь вечер играли в камушки и в рэндзю. Итачи выиграл три партии из пяти, потом молча сгреб камни, сунул их в карман. Начал бросать шишки в костер, стараясь попасть в самое пекло. Не видел, куда именно они падали, но догадывался по треску.
- Есть хочешь?
- Нет, - скривился Итачи, - на ночь не хочу.
- Твое дело, - Кисаме доел остатки купленной вчера вяленой рыбы. Итачи скривился, отвернулся, сел с наветренной стороны. Отказался от саке, продолжая развлекаться с шишками. Кисаме подвинулся ближе к нему, обхватил одной рукой за плечи. Тени плясали на красивом породистом лице Итачи, делали его черты резче, чем было на самом деле.
***
- Кисаме, - позвал Итачи. Тот не откликнулся, и Итачи заорал в голос, - Кисаме!
Растеряв по пути растоптанные дзори, Кисаме вломился в ванную, но не обнаружил там никого, кроме бледного, как рис, Итачи.
- Чего такое?
- Я… ты… это что? – Спросил у него Итачи, холодея от ярости. Кисаме смотрел непонимающе, прислонившись к дверному косяку. Итачи негнущимися пальцами рванул на себе водолазку, чудом не запутался в ней, отшвырнул в сторону. Выпрямился, открывая округлившийся живот.
- С хрена ли ты так отъелся, если блюешь постоянно? – Спросил у него Кисаме. Итачи взвыл, вцепился яркими ногтями себе в щеки, процарапал сверху вниз. Отдышался, откинул спутанные волосы с лица. Выгнул спину, посмотрел на себя в зеркало. Круглый живот оттопыривался. Итачи тряхнул живот, как бутылку, уставился на Кисаме.
- До сих пор не врубаешься?
- Да ладно тебе, - недоверчиво протянул Кисаме, протянул ладонь и тут же отдернул, - херня какая-то.
- Херня? – шумно задышал Итачи, прижал ладони к груди, - херня?
- Погоди ты, - пробормотал Кисаме, отодвинул его пальцы, - у тебя вон и соски…
- Я-то думал, это оттого, что ты грызешь их постоянно, - отчаянно простонал Итачи, оттолкнул Кисаме от себя. Натянул водолазку и прошел в комнату. Тому ничего не осталось, как последовать за ним. Разлохмаченный, нервно дышащий Итачи остановился посреди комнаты, сжимая ладони в кулаки.
- И что теперь делать? – Спросил он. Кисаме чуть не впервые видел его таким, обычно Итачи даже в постели был спокойнее, сдержаннее как-то.
- Слушай, у тебя в роду беременные были? – Спросил Кисаме, настороженно поглядывая на живот. Итачи округлил без того большие глаза, и Кисаме на какую-то секунду показалось, что они сверкнули красным.
- Я не то имел в виду! Мужики у вас беременели? – отшатнулся Кисаме, прижался спиной к стене.
- Нет! – Рявкнул Итачи. Кисаме погладил подбородок задумчиво, потер виски.
- А у нас, кажется, были, - проговорил он с сомнением. - Я, правда, думал, что бабская брехня…
- Так это все из-за тебя?! – Воскликнул Итачи, - Чертова озабоченная рыба!
- Э-э-э, полегче!
- Полегче?!
Стекло брызнуло тысячей осколков, разлетевшихся во все стороне. Итачи отошел, молча высадил пинком другое стекло. Зеркало, напольную вазу, ширму-перегородку, тяжелую штору из бамбуковых палочек. Кисаме стоял и смотрел на бледного, разъяренного Итачи, не знал, что ему сказать. Когда в комнате не осталось целых предметов, кроме стен, самехады и самого Кисаме, Итачи повернулся к нему, скрестил руки на груди.
- Что-то мне не улыбается за это платить, - хмыкнул Кисаме, - Уходим?
- Уходим.
***
- Теперь мне все понятно, - Итачи сегодня был на удивление многословен, – Все ясно.
- Что ясно?
- Все.
Он встал, принялся мерить поляну шагами. Неосознанно поглаживал себя по животу, ловил себя на этом и сжимал пальцы в кулаки. Кисаме сглотнул и отвернулся. Даже с этим животом, выпирающим под черной тканью, Учиха выглядел привлекательно. Хотя на преступника S-класса походил значительно меньше.
- Ты станешь отрицать, что это все произошло по причине твоей неуёмной похоти?
Кисаме замялся, сцепил пальцы замком, подбирая слова. Уставился в землю и пропустил удар, грохнулся на землю с высоты своего роста, приложился затылком. Белый от злости Итачи стоял над ним, шлепая кулаком по раскрытой ладони. Кисаме быстро поднялся, шагнул к нему, склонился, навис над ним. Итачи по-прежнему ожесточенно лупил себя по ладони.
- Бей, - сказал Кисаме, подставил шею. И Учиха ударил. Кисаме намеренно не стал уворачиваться или гасить удар, отшатнулся, но устоял на ногах. Итачи махнул на него рукой, уселся на поросшем мхом бревне. Сплел пальцы под подбородком, уставился в никуда.
- Итачи, - проговорил Кисаме, сел рядом с ним, ненавязчиво обнял его за плечо. Итачи не пошевелился. Кисаме ткнулся лицом ему в шею, подышал. Почувствовал, что плечи его подрагивают.
- Прости.
- Прощу, - выговорил Учиха, - при одном условии.
- Каком?
- Ты заберешь это у меня, и сам будешь ходить с животом.
Кисаме испуганно вздрогнул, чуть отодвинулся.
- Я не могу… не сумею, - ответил он, и это был хороший честный ответ. Но Итачи все понял.
- Не пойду за хворостом, - сказал он неизвестно к чему.
- Не ходи. Я сам.
- Сходи сейчас, прохладно, - Итачи обхватил себя руками, словно подмерз.
- Хорошо, - согласился Кисаме, поднялся с бревна. Итачи так и остался сидеть неприкаянной птицей, поджав под себя ногу.
Хвороста в этом лесу было много, видимо, несколько дней назад был сильный ветер. Кисаме намеренно собирал не спеша, собирался с мыслями. В голове вместо мозгов болтался соевый творог, вместо связных мыслей лез какой-то несусветный бред. Наверное, Учихе тоже надо было собраться с мыслями и побыть одному. Подумать о себе. Кисаме представил, до каких мыслей может додуматься тот, и поспешил обратно.
Вернулся он как раз вовремя. Несмотря на то, что он якобы замерз, голый по пояс Итачи стоял посреди поляны, разглядывал себя, прикидывая что-то в уме.
- Ты чего делаешь? – спросил Кисаме, подходя ближе. Невольно размял пальцы. Настырный, замкнутый Итачи предпочитал принимать решения в одиночку. В том числе и такие.
- Не вмешивайся, - проговорил Итачи, вынув кунай изо рта. Оделся, отвернулся, уставился куда-то. Несколько прядей выбились из тонкой резинки на затылке.
- Ничего, что я к тебе лицом? - Спросил Кисаме. Подошел, сгреб за плечо, развернул его к себе, – я шить не умею, если что.
- Я не хочу обсуждать это с тобой.
- А я хочу! – Кисаме тряхнул его за плечи, - хотя бы потому, что собирать твои кишки придется мне.
Итачи болтался в его руках, клацая зубами о зубы, не смотрел в глаза. Кисаме перестал трясти его, погладил по плечам.
- А что тебя так уж не устраивает? - Усмехнулся Кисаме, не желая ссориться с ним, хотя Учиха выводил его из себя. - Возродишь клан.
- Издеваешься? – прошипел Итачи, стряхнул его руки с себя.
- Я серьезно, - он пожал плечами, - ты думал, что щенок этим займется?
- Я не… - проговорил Итачи, осекся, уставился на него внимательно, - Это дело Саске.
- Это дело Саске, - передразнил его Кисаме, - Какой, на хрен, Саске? Ты думаешь, что заполучив твои техники, он побежит по девкам?
- Не знаю, - Итачи посмотрел в сторону, - Он должен…
- Ты действительно считаешь, что щенок озаботится этим? – осклабился Кисаме, - я тебе скажу, как оно будет.
- Избавь меня от своих пророчеств, - Итачи сделал попытку отвернуться, но Кисаме цепко ухватил его за руку повыше локтя.
- Хватит уже! – Рявкнул он, - я с тобой разговариваю, понял?
- Прекрати.
- Итачи, Саске не будет ничего возрождать, он слов таких не знает. Заимев новые возможности, он примется тренироваться дальше, потому что у него в башке нет таких слов, как клан или семья. Ему никто не нужен, - Кисаме сжимал его руку, не замечая, как дергается уголок рта у Итачи, - весь из себя мрачный мститель, пафосный мудозвон, как… как и ты! И не рыпайся ты, блядь, пока я с тобой разговариваю! - Кисаме рванул его к себе, навис над ним, - причем знаешь, Итачи, кто позаботился, что бы его маленький братишка вырос мрачным мудозвоном?! Не знаешь?
Итачи оттолкнул его от себя, потер руку, отошел на пару шагов, обхватил голову ладонями и медленно провыл что-то неразборчивое.
- Ты просто псих! – заорал Кисаме, повертел пальцем у виска. Схватил Итачи, зажал его шею и постучал костяшками по бандане, - Ты псих, Итачи, зацикленный на своей идее, и он такой же.
- Ты нормальный! - Презрительно заметил Итачи, мгновенно пришел в чувство, вывернулся из его хватки.
- А я нормальный! Ты даже кайфа от этого не чувствуешь, - Кисаме свернул пальцами чью-то невидимую шею, - тебе вообще жить нравится?! Или ты только можешь существовать от цели к цели?
Итачи задышал тяжело, дрогнул, как от пощечины. Ссутулился, отвернулся. Замахнулся на лежавшую на земле шишку, промазал. Кисаме уселся на бревно, прохрустел сложенными пальцами. Тоже отвернулся, сосредоточенно поигрывая кунаем. На гладком лезвии было видно, как колышутся в небе верхушки деревьев. Итачи подхватился, пошел прочь от костра, глядя прямо перед собой. Размытые силуэты деревьев мелькали в темноте, но Итачи сдерживался, не выставляя перед собой ладони.
- Куда тебя несет?
Итачи промолчал, обходя поваленный ствол.
- Отвечай, когда с тобой разговаривают!
- Заткнись, - негромко ответил он, - оставь меня в покое.
Под ногами хрустнули ветки, но Итачи вышел, наконец, на тропу, пошел уже быстрее. Смотрел вниз, аккуратно переступал толстые древесные корни.
- Слушай! – Выдохнул Кисаме, за какие-то секунды возникший перед ним. Толкнул его в плечо, и Итачи отлетел к дереву с раздвоенным стволом, наткнулся на него с размаха. Ощутил спиной пустоту, инстинктивно вцепился в ворот плаща Кисаме. Застежки тонко тренькнули, но выдержали.
- Чего ты все рыпаешься? – Спросил его Кисаме, сжимая ладони, - куда ты все рыпаешься?
- Хватит, - оборвал его Итачи. Закусил нижнюю губу, выставил руки перед собой, - хватит пороть горячку.
Кисаме открыл рот, будто хотел сказать что-то, но потом просто ругнулся, врезал кулаком по дереву так, что кора отлетела. Посмотрел на Итачи сверху вниз:
- Иди к костру.
Итачи не стал спорить, направился обратно, чувствуя, как за спиной, точно конвоир, маячит бывший напарник.
***
Итачи больше не заводил разговора о том, что Кисаме необходимо заняться миссией. Без лишних споров согласился переждать положенное время в укрытии, а не мотаться по деревням. Несмотря на то, что Итачи ничего не сказал ему об этом, Кисаме чувствовал, что тот перестал воспринимать в штыки свое нынешнее состояние. Стал мягче характером, что ли, как камень, обкатанный морем. Реже возражал, все время думал о чем-то своем, и чуть ли не впервые был относительно доволен.
- Посмотри, - проговорил Итачи одним тихим, безветренным днем. Сунул Кисаме в руки мятый листок с почеркушками.
- Что это? – он повертел листок в руках, перевернул вверх ногами.
- Сейчас объясню, - Итачи сел ближе, отобрал у него бумагу, перевернул обратно.
- Итачи, твои носки киснут в тазу второй день. Ты бы их постирал уже, что ли.
- Постираю, - махнул рукой Учиха, вновь ткнул ему в лицо своим листком. - Ты меня слушаешь?
- Слушаю.
- Я тут прикинул, во сколько лет мне удалось впервые использовать шаринган, - проговорил Итачи, задумчиво шкрябая ногтем подбородок. Лак давно облупился, остались только черные полукружья в лунках ногтей, - Учитывая, что Саске, да и отец тоже смог сделать это довольно рано…
Кисаме молча шлепнул лосося на разделочную доску, застучал ножом-сечкой. Хорошо, если не будет никакого шарингана. Хватит с него Учих. Итачи тем временем рассусоливал про генетику, чиркая что-то на своей бумажке. Носки в тазу остались нетронутыми. Кисаме ожесточенно лупил по лососю, превращая его в рыбный фарш, склизкие брызги летели во все стороны.
- Ты меня не слушаешь? – Догадался Итачи.
- Почему же, - пожал плечами Кисаме, присыпал рыбный фарш мукой. Черт знает, как Итачи это съест, сам он против рыбных костей ничего не имел, - почему же. Учитывая твои способности, если ты не врешь, как…
- Я говорю правду, - сощурился Итачи.
- Учитывая это, через каких-то, - Кисаме потер тыльной стороной ладони затылок, - через каких-то пять-семь лет сможешь вернуть себе свои техники.
- О чем это ты? – Насторожился Итачи. Крылья тонкого носа раздулись.
- О том же, о чем и ты, - пояснил Кисаме, сунул получившееся в духовку, - через несколько лет ты точно узнаешь, есть ли у ребенка шаринган, вырвешь его глаза и…
- Прекрати! – Скривился тот. Уткнулся головой в колени. Наверное, эта мысль уже приходила ему в голову. Итачи тяжело поднялся, дотопал до ванной, закрылся там. Вышел оттуда и уселся на подоконник.
- Я не об этом думал сейчас, - проговорил он.
- Совсем не думал? – Прищурился Кисаме. – Совсем-совсем?
- Немного, - признался Итачи, глядя в окно.
Кисаме промолчал, поглядывая на часы.
- Ты считаешь меня хуже, чем я есть, - произнес Итачи, обхватил живот руками.
- Я считаю тебя кровавым маньяком, - ухмыльнулся Кисаме.
- Мне кажется, так нельзя, правда? - Покачал головой Учиха, погладил себя, склонив голову, - Это… неправильно. Я хочу сделать по-другому. Кстати, ты не помнишь точно, когда можно уже почувствовать его движения?
- Итачи, - очень осторожно начал Кисаме, подошел к нему поближе, стряхнул муку с ладоней, - Итачи, а с чего ты взял, что это можно почувствовать?
- Ты думаешь, я в этом не соображаю? – Вскинулся Итачи, задетый его словами, - Я прекрасно помню, как мама ходила с Саске, и он пинался!
- Уже там пинался, - пробормотал Кисаме себе под нос, - я могу ошибаться, но мне кажется, ты набит икрой, как лосось. А икра не пинается.
- К-к-какая икра?
- Ну, икра! – воскликнул Кисаме, развел руками, - Обычная икра. Я, вообще, не знаю, наверное, там не так уж много…
- Какая икра! – заорал Итачи, вцепился ему в плечи, - какая еще, на хер, икра?!
- Тише, тише…
- Какая икра? Почему икра? Зачем икра?
- Да какая тебе разница!
- Большая! Икра, икра, мое брюхо под завязку набито мелкой икрой, - Итачи скривился и вдруг расхохотался так, что Кисаме отшатнулся. Едва не споткнулся о таз с носками, схватил Учиху за шкирку и окунул в этот самый таз. Когда Итачи начал вырываться всерьез, пуская пузыри, Кисаме отпустил его. Итачи вынырнул из таза, жадно хватая воздух. Темные мыльные капли собрались на кончике его носа, побежали по шее.
- Нет никакой разницы, - упрямо повторил Кисаме, Итачи смахнул носок с головы, втянул воздух.
- Паленым пахнет.
- Черт! – Кисаме принюхался, метнулся, открыл духовку. Выругался и швырнул тряпку в Итачи, - Ну тебя на хер, вечно отвлекаешь!
- Это я должен был следить за временем?!
- Бесишься из-за ерунды… вот и убирай тут, - быстро проговорил Кисаме и смылся из кухни.
Продолжение в каментах.
Зови меня Учиха
Автор: Lady Aribet
Бета: $еребристый водолей
Фандом: Наруто
Пейринг: Кисаме/Итачи.
Размер: миди, закончен
Категория: слэш
Жанр: ангст, драма, быт.
Ворнинг: MPREG, антинаучный сюрреализм (впрочем, вы Кисаме в каноне видели?)
Рейтинг: NC-21 (за тот самый сюрреализм)
Размещение: все вопросы в умыл
Дисклеймер: с миру по нитке – графоману фанфик (с)
Примечание: Написано на восьмой тур кинк-феста по заявке:
"КисаИта. Мпрег. АУ. Итачи не умер. Кисаме пытается наладить с ним что-то вроде семейной жизни, но получается неважно. «Мама» - Итачи, но инициатор мпрега – Кисаме. ХЭ. Итачи не должен вести себя как романтичная барышня и т.п. Хотелось бы еще, чтобы сам факт мпрега рассматривался пусть как и неординарное событие, но тем не менее возможное, а не как единственное и неповторимое чудо."
"Моральный кодекс любого племени, Морин, основан на условиях выживания этого племени... но мораль отдельного человека зиждется исключительно на гордости, не на условиях выживания. Вот почему капитан идет на дно вместе со своим кораблем; вот почему гвардия умирает, но не сдается. Человеку, которому не за что умирать, незачем и жить".
(с) Роберт Хайнлайн.
- Сколько пальцев видишь?
- Ч-что?
- Сколько пальцев?
- Не вижу я пальцев!
Когда мир, долгое время темный и размытый, неизменный, влажный и тусклый, вдруг переворачивается вверх тормашками, становится ярче, приобретает очертания - возникает четкое ощущение, что родился заново.
- Что случилось?
- Итачи-сан… - Кисаме перекидывает его через плечо, от неожиданного рывка перехватывает дыхание. Сквозь плотный туман можно разглядеть рисунок ткани на темном плаще. Нитки переплетены в плотную ткань. Итачи протирает глаза, оглядывается – и мир вдруг проникает внутрь, возвращается память, боль, пустота.
читать дальше
Продолжение в каментах.
Бета: $еребристый водолей
Фандом: Наруто
Пейринг: Кисаме/Итачи.
Размер: миди, закончен
Категория: слэш
Жанр: ангст, драма, быт.
Ворнинг: MPREG, антинаучный сюрреализм (впрочем, вы Кисаме в каноне видели?)
Рейтинг: NC-21 (за тот самый сюрреализм)
Размещение: все вопросы в умыл
Дисклеймер: с миру по нитке – графоману фанфик (с)
Примечание: Написано на восьмой тур кинк-феста по заявке:
"КисаИта. Мпрег. АУ. Итачи не умер. Кисаме пытается наладить с ним что-то вроде семейной жизни, но получается неважно. «Мама» - Итачи, но инициатор мпрега – Кисаме. ХЭ. Итачи не должен вести себя как романтичная барышня и т.п. Хотелось бы еще, чтобы сам факт мпрега рассматривался пусть как и неординарное событие, но тем не менее возможное, а не как единственное и неповторимое чудо."
"Моральный кодекс любого племени, Морин, основан на условиях выживания этого племени... но мораль отдельного человека зиждется исключительно на гордости, не на условиях выживания. Вот почему капитан идет на дно вместе со своим кораблем; вот почему гвардия умирает, но не сдается. Человеку, которому не за что умирать, незачем и жить".
(с) Роберт Хайнлайн.
- Сколько пальцев видишь?
- Ч-что?
- Сколько пальцев?
- Не вижу я пальцев!
Когда мир, долгое время темный и размытый, неизменный, влажный и тусклый, вдруг переворачивается вверх тормашками, становится ярче, приобретает очертания - возникает четкое ощущение, что родился заново.
- Что случилось?
- Итачи-сан… - Кисаме перекидывает его через плечо, от неожиданного рывка перехватывает дыхание. Сквозь плотный туман можно разглядеть рисунок ткани на темном плаще. Нитки переплетены в плотную ткань. Итачи протирает глаза, оглядывается – и мир вдруг проникает внутрь, возвращается память, боль, пустота.
читать дальше
Продолжение в каментах.